Волшебная палочка или молот?
То, о чем говорится ниже, обычно выносится в предисловие или вступление, но приводится именно здесь, ведь большая часть читателей опускает подобные предварительные рассуждения, чтобы побыстрее перейти к делу. Однако в данном случае именно эти замечания и являются самым важным.
Издание представленных в этой книге сведений преследует две цели. Первой является стремление к тому, чтобы их широкое распространение уберегло других людей — пусть даже единицы — от страданий, кошмара проб и ошибок в той области, где еще не существует однозначных ответов, чтобы эти люди утешились пониманием того, что подобные переживания возникали и у других, чтобы они смирились с этим явлением и в результате избежали травмирующей психотерапии или, хуже того, умственных расстройств и больницы для душевнобольных. Вторая цель заключается в том,чтобы в грядущие годы официальные, признанные в нашей культуре науки смогли расширить свои горизонты, представления и аксиомы, перейти к исследованиям широко распахнутых путей, очерченных в этой книге во имя обогащения познаний человека, его понимания самого себя и всей полноты окружающего мира.
Если хотя бы одна из целей окажется в той или иной мере достигнутой, это действительно станет для меня достаточной наградой.
Представленные сведения не предназначены для какого-либо особого научного направления. Основные усилия, напротив, сводились к тому, чтобы как можно точнее, избегая неоднозначных обобщений, описать свой опыт на том языке, который стал бы понятен и ученому, и неспециалисту. Возможно, физики, химики, биологи, психиатры и философы смогут воспользоваться для описания того же материала более специализированной терминологией, и автор будет ждать таких толкований. Они станут свидетельством того, что взаимопонимание вполне достижимо, что «простая» речь способна достаточно точно передавать содержание не только горстке специалистов, но и широкому кругу читателей.
Автор уверен и в другом: многие толкования станут противоречивыми. Самые большие трудности мышления связаны с объективной оценкой любой концепции, которая, окажись она правильной, опровергнет знания и опыт всей жизни человека. Вообще говоря, очень многие «общепризнанные» ныне предположения стали считаться фактами на основании куда менее надежных свидетельств, чем представленные здесь данные. Автор надеется, что то же самое произойдет и с включенными в эту книгу сведениями.
Вопрос объективной оценки действительно является труднейшей задачей мышления. Чтобы понять это, достаточно столкнуться с такой необходимостью хотя бы однажды за всю жизнь.
Давайте обратимся к самому началу этого откровенного отчета о чрезвычайно личных переживаниях.
Весной 1958 года я вел достаточно обычный образ жизни в достаточно обычной семье. Поскольку все мы любили природу и тишину, наш дом располагался за городом. Единственным необычным занятием были мои опыты с методикой обучения во сне — при этом главным подопытным являлся я сам.
Первым признаком отклонения от нормы стало то, что случилось в одно воскресенье, после обеда. Пока вся семья была в церкви, я проводил очередной эксперимент: отгородившись от внешнего мира, прослушивал определенную магнитофонную запись. Этот опыт был всего лишь попыткой заставить свою сосредоточенность удерживаться на единственном осмысленном звуковом сигнале, снизив помехи от прочих органов чувств. Признаком успеха методики должна была стать глубина и продолжительность запоминания.
Исключив посторонние звуки и зрительные впечатления, я прослушал запись. Она не содержала каких-либо необычных или отвлеченных внушений. Оглядываясь назад, можно утверждать, что важнейшим было подчеркнутое указание запомнить и позже воспроизвести все, что происходило во время упражнения по расслаблению. Прослушивание не принесло каких-либо необычных результатов. Восстановленные воспоминания оказались точными и полными, так как исходные данные были подготовлены моими собственными силами и, следовательно, достаточно знакомыми. Быть может, они стали даже слишком знакомыми, поскольку в данном случае я просто не мог бы запомнить и воспроизвести какие-нибудь новые или ранее не известные сведения. Методику предстояло опробовать на других испытуемых.
Когда члены моей семьи вернулись домой, состоялся поздний завтрак: омлет с беконом и кофе. За столом случилась незначительная размолвка, не имеющая отношения к делу.
Немногим более часа спустя у меня начались резкие и мощные спазмы, охватившие всю область диафрагмы, или солнечного сплетения, вплоть до нижней части грудной клетки. В этом месте возникла сплошная полоса неослабевающей боли.
Сначала я решил, что отравился за завтраком. Я в отчаянии попытался прочистить желудок, но он был пуст. У других членов семьи, которые ели те же блюда, не возникало никаких признаков недомогания. Я попробовал размяться и пройтись, подумав, что это может быть судорога брюшных мышц. Воспаление аппендикса исключалось, так как его мне уже удалили. Несмотря на боль, я не испытывал затруднений при дыхании, а сердцебиение, судя по пульсу, оставалось нормальным. Не было ни испарины, ни каких-либо иных симптомов, только плотная, давящая скованность застывших на месте мышц в верхней части живота.
Мне пришло в голову, что причиной могли стать некие особенности прослушанной ранее магнитофонной записи. Изучив саму запись и ее текст на бумаге, я не обнаружил ничего необычного. Я исследовал все указания в стремлении избавиться от какого-либо случайного бессознательного внушения, но это не принесло облегчения.
Возможно, мне следовало немедленно вызвать врача. Однако случившееся не показалось слишком серьезным, да и состояние не ухудшалось. Не становилось, впрочем, и легче, так что в конце концов мы все-таки обратились за медицинской помощью, но нам не удалось найти никого из местных врачей: одних не было дома, другие играли в гольф.
Спазмы и боли продолжались с половины второго дня до самой полуночи, а обычные домашние средства лечения, похоже, ничуть не помогали. К двенадцати ночи я так измучился, что вскоре забылся сном.
Проснулся я рано утром: ни судорог, ни боли не было. В верхней части живота осталась лишь притупленная мышечная боль, какая бывает при сильном бронхите. Мне до сих пор не известно, что вызвало судорогу в этой области. Я рассказал о ней только потому, что она стала первым из ряда необычных событий как физической, так и иной природы.
Бросая взгляд назад, можно предположить, что это был тот самый взмах волшебной палочки — вернее, удар молота, — хотя в те времена я этого еще не знал.
Через три недели произошел второй важный случай. Я прекратил всякие эксперименты с магнитофонными записями, так как меня не покидало сильное подозрение, что они как-то связаны с той судорогой. Таким образом, у второго события не было никаких видимых причин.
Оно тоже произошло в воскресенье, когда вся семья ушла в церковь. Я прилег на диван в гостиной, намереваясь вздремнуть, пока в доме тихо. Едва я улегся ничком (головой к северу, если это имеет какое-то значение), как мне привиделся луч света, исходящий из северной части неба под углом около 30 град. к горизонту. Я ощутил его так, словно меня окутало теплым свечением, хотя стоял ясный день и луч оставался невидимым (если он вообще был).
В первое мгновение я подумал, что это просто солнечный луч, но он не мог проникнуть в окно с северной стороны. Когда луч упал на мое тело,оно начало бешено трястись, «вибрировать». Я не мог пошевелиться, меня будто зажали в тиски.
Потрясенный и перепуганный, я заставил себя двигаться. Мне казалось, что я раздираю какие-то незримые оковы. Мне удалось медленно выпрямиться и сесть. После этого дрожь и тряска постепенно исчезли, и я вновь мог двигаться свободно.
Я встал и прошелся по комнате. Я не мог припомнить никаких провалов сознания, да и часы показывали, что с того момента, когда я вытянулся на диване, прошло всего несколько секунд. Я даже не успел закрыть глаза и на протяжении всего происшествия видел комнату и слышал доносившиеся снаружи звуки. Я выглянул в окно и с особым вниманием изучил северное направление, хотя не знал, что именно пытаюсь увидеть. Вокруг было, как всегда, спокойно. Я вышел из дома и прогулялся, продолжая ломать голову над этим странным случаем.
В течение последующих шести недель это поразительное состояние возникало девять раз. Оно случалось в самых разных местах и обстоятельствах, и единственной общей чертой оставалось лишь то, что такие переживания возникали сразу после того, как я ложился вздремнуть днем или отправлялся спать ночью. Всякий раз я отчаянно боролся за то, чтобы сесть на кровати, и тогда «дрожь» проходила. Хотя тело отчетливо «ощущало» эту дрожь, мне не удавалось заметить никаких ее внешних проявлений.
Мои скромные познания в медицине позволяли строить самые разнообразные предположения о причине этой дрожи. Я задумывался об эпилепсии, но сообразил, что эпилептики не запоминают ощущений во время своих припадков. Кроме того, я вспомнил, что эпилепсия передается по наследству и ее признаки проявляются уже в раннем возрасте, а в моем случае это исключалось.
Второй возможностью было заболевание мозга — например, опухоль. Симптомы выглядели необычными, но вполне вероятными. Я с трепетом отправился к нашему давнему семейному врачу Ричарду Гордону и рассказал ему о своих симптомах. Будучи опытным диагностом и специалистом по внутренним болезням, он, без сомнений, должен был разобраться в этом вопросе — помимо прочего, он знал мою историю болезни.
После внимательного осмотра доктор Гордон решил, что я переутомился на работе, посоветовал мне больше спать и сбросить вес. Иными словами, он не обнаружил никаких физических расстройств. Выслушав мои предположения об опухоли мозга или эпилепсии, он попросту рассмеялся. Я поверил ему и с облегчением вернулся домой.
После этого я пришел к выводу, что, поскольку это явление не имеет никаких физических причин, оно представляет собой галлюцинацию, что-то вроде сновидения. Я решил как можно объективнее проследить за этим состоянием, если оно возникнет вновь. Долго ждать не пришлось: оно опять проявилось той же ночью.
Все началось примерно через две минуты после того, как я улегся спать. На этот раз я был полон решимости удержать это состояние и посмотреть, что будет дальше, а не вступать в борьбу с ним. «Ощущение» волной хлынуло в голову, а затем прокатилось по всему телу. Это была уже не столько дрожь, сколько ровные и не меняющие частоты «вибрации». Больше всего они походили на электрический ток, проходящий через все тело, но не причиняющий никакой боли. Мне показалось, что частота колебаний отстает от шестидесяти ударов пульса в минуту и составляет примерно половину частоты сердцебиения.
Невзирая на испуг, я оставался в этом состоянии и пытался сохранять спокойствие. Я по-прежнему видел свою спальню, но почти не слышал внешних звуков из-за сопровождающего ревущего шума. Мне очень хотелось узнать, что случится потом.
Ничего не произошло. Примерно через пять минут все ощущения постепенно стихли, и я встал с кровати в совершенно обычном состоянии. Взволнованность вызвала легкое учащение сердцебиения, но никаких других последствий я не заметил. Добившись такого результата, я почти избавился от страха перед этим состоянием.
Следующие четыре-пять столкновений с вибрациями принесли мало нового. Впрочем, в одном случае мне показалось, что вибрации превратились в искрящееся кольцо диаметром около двух футов; его центральной осью служило мое тело. Я отчетливо видел это кольцо, когда прикрывал глаза. Оно начинало движение с головы и медленно скользило ниже, перемещалось к кончикам пальцев ног, затем вновь возвращалось к голове. Смещение было равномерным, и один цикл составляло около пяти секунд. По мере того, как кольцо достигало головы, я погружался в громкий рев, а вибрации словно проникали в мозг. Я пробовал изучить это пылающее кольцо, имевшее явно электрическую природу, но мне не удалось выяснить ни причины его возникновения, ни того, что оно собой представляет.
Я хранил все это в тайне от жены и детей, так как не считал нужным беспокоить или озадачивать их до тех пор, пока не смогу добиться более ясного понимания происходящего. Однако я доверился одному другу — известному психологу, доктору Фостеру Брэдшоу. Не знаю, что было бы со мной сейчас, если бы не он, — скорее всего, я сидел бы в одном небезызвестном заведении.
Я обсудил с ним эту тему, и он проявил к ней живейший интерес, предположив какую-то форму галлюцинации. Как и доктор Гордон, он прекрасно знал меня и потому тоже рассмеялся над мыслью о том, что я прохожу первые стадии шизофрении или чего-то в этом роде. Я спросил, что, по его мнению, мне следует делать. Мне никогда не забыть этот ответ.
— Что ж, остается только наблюдать и разбираться в том, что это такое, — ответил доктор Брэдшоу. — Так или иначе, выбор у тебя невелик. Случись такое со мной, я бы укрылся где-нибудь в лесу и оставался там до тех пор, пока не найду ответ.
Сложность заключалась в том, что это случилось со мной, а не с доктором Брэдшоу. Я просто не мог позволить себе уйти в лес ни в прямом, ни в переносном смысле. Помимо прочего, мне нужно было содержать семью.
Прошло несколько месяцев. Состояние вибраций продолжало возникать. Оно уже изрядно мне надоело, но одной ночью, когда я лег в постель, случилось кое-что новенькое. Сначала пришли вибрации. Я утомленно и терпеливо дожидался, пока они закончатся и мне наконец-то удастся уснуть. Лежал я так, что одна рука свисала с правого края постели и ее пальцы слегка касались ковра на полу.
Я совершенно машинально шевельнул пальцами и почувствовал, как они трутся о ковер. Не задумываясь о том, что мне удается двигаться в состоянии вибраций, я уперся пальцами в ковер. Ощутив мгновенное сопротивление, мои пальцы словно пронзили ковер насквозь и коснулись поверхности пола. Легкое любопытство заставило меня опустить руку еще ниже: пальцы прошли сквозь пол, и я почувствовал шероховатую внутреннюю поверхность потолка комнаты этажом ниже. Ощупывая это пространство, я наткнулся на деревянную щепку треугольной формы, какой-то гнутый гвоздь и немного опилок. Эти переживания во сне наяву занимали меня лишь отчасти, но я все-таки опустил руку еще глубже. Она прошла сквозь потолок первого этажа, и теперь я чувствовал, что ладонь полностью пересекла поверхность пола. Кисть руки коснулась воды, и я без особого восторга поплескал в ней пальцами.
В этот миг я вдруг полностью осознал происходящее. Я совсем не спал. Я видел залитый лунным светом пейзаж за окном. Я понимал, что лежу на кровати, что мое тело прикрыто одеялом, под головой лежит подушка, а грудь поднимается и опускается в такт дыханию. Вибрации по-прежнему чувствовались, хотя и немного ослабли.
Однако в то же время моя ладонь каким-то чудом могла плескаться в воде, а рука, судя по ощущениям, прошла сквозь пол. Я не сомневался в том, что не сплю, но эти чувства не исчезали. Неужели я могу «видеть во сне» только то, что моя рука проткнула пол, и бодрствовать по отношению ко всему прочему?
Вибрации начали постепенно слабеть, и я почему-то задумался о том, что между ними и тем, что моя рука прошла сквозь пол, есть какая-то связь. Если вибрации исчезнут прежде, чем я «выдерну» пальцы, пол может стать сплошным, а рука застрянет. Возможно, вибрации на время проделали в полу дыру? На размышления о том, как именно это могло случиться, у меня не оставалось времени.
Я судорожно вырвал руку из пола и прижал ее к телу. Вскоре вибрации окончательно исчезли. Я поднялся, включил свет и изучил участок пола возле кровати. Ни в ковре, ни в самом полу не было никакой дыры. Они были такими, какими и должны были быть. Я осмотрел ладонь и всю руку, словно ожидая, что на них остались капли воды. Влаги не было, рука выглядела совершенно обычной. Я окинул взглядом спальню. Жена спокойно лежала в постели, вещи стояли на своих местах.
Я долго размышлял о галлюцинациях и очень нескоро смог успокоиться настолько, чтобы уснуть. На следующий день я всерьез подумывал о том, не пробить ли в полу отверстие, чтобы поискать там те предметы, которые, как мне показалось, нащупывались под полом: треугольную щепку, гнутый гвоздь и опилки. Однако в то время я не решился портить пол из-за какой-то безумной галлюцинации.
Я рассказал об этом случае доктору Брэдшоу. Он согласился, что этот сон наяву был довольно впечатляющим, и склонялся к тому, что мне все-таки следует вскрыть пол и взглянуть, что находится под ним. Кроме того, он познакомил меня с доктором Льюисом Уолбергом, видным психиатром. За обедом я невзначай упомянул о вибрациях. Доктор Уолберг проявил лишь вежливый интерес, да и вообще был явно не в настроении говорить о «делах» (трудно его в этом упрекнуть). Мне не хватило смелости рассказать ему о руке, проходящей сквозь пол.
Обстоятельства становились все более запутанными. Воспитание и жизненный опыт приучили меня ожидать от современной науки четких ответов или, по крайней мере, обоснованных предположений. У меня не было специального образования, но общие познания в науке, технике и медицине превышали средний уровень. Однако теперь я столкнулся с событиями, не позволяющими быстро отыскать не только вразумительные ответы, но даже правдоподобные толкования. Мысленно возвращаясь в прошлое, я по-прежнему сомневаюсь, что решился бы полностью позабыть об этом явлении. Скорее всего, я просто не смог бы это сделать, даже если бы захотел.
Думаю, что если в то время я и сталкивался с какими-то несообразностями, то их причиной было полное отсутствие представлений о том, чего ожидать в будущем. Примерно четыре недели спустя, когда «вибрации» возникли в очередной раз, я внимательно следил за собой, стараясь не шевельнуть рукой или ногой. Была глубокая ночь, и я уже лег в постель, собираясь поспать. Жена спала рядом. Волна вибраций зародилась в голове и быстро распространялась по всему телу. Все это было давно знакомо. Я просто лежал и думал о том, нельзя ли подойти к этой проблеме с какой-то иной стороны. Совершенно случайно в голове мелькнула мысль о том, что неплохо бы завтра после обеда нанять планер и немного полетать — в то время я пристрастился к этому занятию. Не задумываясь о последствиях (и не подозревая, впрочем, что они могут возникнуть), я представил себе удовольствие от такого полета.
В следующее мгновение я почувствовал, как что-то уперлось мне в плечо. Несколько удивившись, я протянул туда руку: пальцы коснулись гладкой стены. Я провел вдоль нее ладонью, сколько хватало руки, но стена оставалось ровной, пальцы ни на что не наткнулись.
Я прищурился и внимательно всмотрелся в полумрак. Это действительно была стена, а я лежал, касаясь ее плечом. Я тут же сообразил, что заснул и свалился с кровати (прежде такого никогда не случалось, однако в череде всех этих странностей падение с кровати не выглядело бы чем-то выдающимся).
Затем я снова огляделся вокруг. Что-то было не так. Я не видел ни окон, ни мебели, ни дверей. В моей спальне такой стены не было, и все же она почему-то казалась довольно знакомой. И тут я все понял: это не стена, а потолок. Я парил под самым потолком, пружинисто отскакивая от него при любом легком движении. Я перевернулся в воздухе и изумленно уставился вниз. Там, подо мной, в полумраке виднелась кровать, а на ней лежали две фигуры: справа — моя жена, но кто это рядом с ней? Оба, судя по всему, спали.
Я решил, что это весьма странный сон. Меня разбирало любопытство. Интересно, кто может присниться мне лежащим рядом с моей женой? Я присмотрелся внимательно и пережил сильнейшее потрясений. Этим «кем-то» в постели был я сам!
Мысли неслись стремительно, почти мгновенно. Я здесь, а мое тело — там. Я умираю, это смерть, но я еще не готов к ней. Вибрации все-таки убили меня. Я в отчаянии метнулся к своему телу и, словно ныряльщик, погрузился в него. Вслед за этим я ощутил кровать и одеяло. Тут же открыв глаза, я увидел свою комнату с привычной точки зрения.
Что произошло? Неужели я и в самом деле едва не умер? Сердцебиение было учащенным, но не таким уж быстрым. Я пошевелил руками и ногами. Похоже, все было в порядке. Вибрации исчезли. Я поднялся, прошелся по комнате, выглянул в окно и закурил.
Прошло немало времени, прежде чем я набрался смелости вернуться к кровати, лечь и попытаться уснуть.
На следующей неделе я вернулся к доктору Гордону и попросил осмотреть меня еще раз. Я не стал объяснять ему причины своего прихода, но он без труда заметил, что я обеспокоен. Доктор Гордон внимательно осмотрел меня, взял анализы крови и мочи, провел флюорографию, снял электрокардиограммы, пазухи и полости, провел все прочие процедуры, какие только можно вообразить. Он очень тщательно изучил любые возможные признаки поражения мозга и задал мне множество вопросов, связанных с двигательными функциями различных частей тела. Он дал мне направление на ЭЭГ (электроэнцефалограмму, анализ волн мозга), но и эта проверка не показала никаких видимых отклонений — во всяком случае, доктор Гордон ничего мне не сообщил, а я уверен, что он не стал бы что-то скрывать.
В итоге он выписал мне успокоительное и отправил домой с указаниями сбросить лишний вес, меньше курить и больше отдыхать. В завершение он заявил, что моя проблема не может иметь физических причин.
После этого я встретился со своим другом, психологом Брэдшоу. Пользы от этого, на первый взгляд, было еще меньше. Выслушав мою историю, он не проявил особого сочувствия и посоветовал мне по возможности продолжать свои опыты. Я сказал, что еще не готов умирать.
— Сомневаюсь, что до этого дойдет, — бесстрастно возразил доктор Брэдшоу. — Кое-кто из занимающихся йогой и прочими восточными штучками утверждает, что может делать это по собственному желанию.
Я полюбопытствовал, что он понимает под «этим».
— Выход из физического тела, — пояснил он. — Они уверяют, что умеют делать это и могут оказаться в любом месте. Думаю, тебе тоже стоит попробовать.
Я заявил, что это просто смешно: человек не может перемещаться вне физического тела.
— Я не был бы так категоричен,- по-прежнему бесстрастно откликнулся доктор Брэдшоу. — Тебе следует разузнать что-нибудь об индийцах. В твоем колледже читали философию?
Я кивнул, хотя не мог припомнить ничего, что было бы связано с темой «путешествий вне тела».
— Вот что я скажу: похоже, тебе попался скверный преподаватель философии. — Доктор Брэдшоу раскурил сигару и пристально взглянул на меня. — Ладно тебе, не будь таким консервативным. Попробуй сам, и все узнаешь. Как говаривал мой преподаватель философии, «если ты крив на один глаз, верти головой; если ты слеп на оба глаза, хорошенько прислушивайся».
Я поинтересовался, что делать тому, кто вдобавок и глух, но ответа не последовало.
Разумеется, доктор Брэдшоу мог позволить себе не придавать случившемуся особого значения, ведь это происходило не с ним, а со мной. Если же говорить откровенно, то я просто не знаю, что делал бы без его прагматического подхода и чудесного чувства юмора. Я навсегда остался перед ним в неоплатном долгу.
Вибрации приходили и исчезали еще шесть раз, а я никак не мог решиться повторить тот эксперимент. Однако, сделав это, я испытал огромное облегчение. Когда вибрации достигли полной силы, я представил, как поднимаюсь вверх, — и это случилось.
Я плавно взлетел над постелью. Мне захотелось остановиться, и я тут же завис посреди комнаты. Ощущение было, скорее, приятное, но я боялся неожиданно свалиться на пол. Через несколько секунд я представил, как опускаюсь, и мгновение спустя почувствовал, что снова лежу в кровати и ко мне вернулись привычные физические ощущения. Начиная с того момента, когда я лег в постель, и вплоть до полного прекращения вибраций в сознании не возникало никаких провалов. Итак, если все случилось не на самом деле. если это просто галлюцинация или сон, то я оказался в большой беде: мне не удавалось определить ту грань,где заканчивается бодрствование и начинается сновидение.
в заведениях для душевнобольных держат тысячи людей, столкнувшихся с той же трудностью.
Во второй раз я попытался отделиться от тела по собственной воле, и это мне удалось. Я вновь поднялся к самому потолку, но почти сразу ощутил такое сильное половое влечение, что просто не мог думать о чем-то другом. Пристыженный и раздраженный тем, что мне не удалось справиться с этим приливом возбуждения, я вернулся в физическое тело.
Я раскрыл секрет покорения своих чувств лишь спустя пять сходных вылазок. Значение сексуальности во всем этом явлении оказалось настолько очевидным и важным, что позже я расскажу о ней подробнее. В те времена половое влечение стало для меня мучительной душевной преградой и долго удерживало в пределах той комнаты, где находилось физическое тело.
В отсутствие какой-либо подходящей терминологии я начал называть эти переживания «Вторым Состоянием» (Состояние второго внимания у К. Кастанеды и других авторов), а иное, нематериальное тело, которое. судя по всему, есть у человека, — «Вторым Телом» (понятие, аналогичное телу сновидения, или телу шамана, у Арнольда Минделла и телу сновидения, или «другому», у К.К.). Эти понятия до сих пор выглядят ничуть не хуже прочих.
Я совершенно искренне считал эти явления не чем иным, как снами наяву, галлюцинациями, невротическим отклонением, зачатками шизофрении, самовнушенной игрой воображения или чем-нибудь похуже, пока не случилось первое переживание, допускающее последующую проверку.
Оно стало для меня настоящим ударом молота. Признание его подлинности почти целиком опровергало весь мой накопленный к тому возрасту жизненный опыт, подрывало основы моего воспитания, мировоззрения и системы ценностей. Прежде всего, оно сокрушало мою веру в полноту и надежность научных познаний нашей культуры. Прежде я твердо верил в то, что ученые знают ответы на любые вопросы — во всяком случае, на большую их часть.
С другой стороны, если бы я начал отвергать очевидное (если не для всех, то, по крайней мере, для себя), мне пришлось бы отказаться и от самого ценного убеждения — от представления о том, что взросление человечества и его борьба за развитие опираются, главным образом, на превращение непознанного в известное силами разума и научного подхода.
Я столкнулся с необходимостью выбора. Быть может, случившееся действительно стало прикосновением волшебной палочки, ниспосланным свыше даром — этого я не знаю до сих пор.